– Как вы узнали о задержании?
– От него самого. Ведь телефоны у задержанных, слава Богу, не отняли, и они имели возможность вести фактически онлайн-трансляцию. Обращались с ребятами в отделении вполне корректно, вот только промурыжили более суток. Видимо, ждали команды сверху. Мы связались с адвокатом, и тот сопровождал Борю до самого суда. Также посильную помощь оказали депутат петербургского Закса Борис Вишневский, активист Григорий Михнов-Вайтенко и множество менее известных волонтеров.
– Что было потом?
– На следующий день (уже поздно вечером) состоялся суд. Боре назначили двое суток ареста и пятнадцать тысяч рублей штрафа. Впрочем, благодаря стараниям адвоката двое суток в итоге скостили фактически до полутора, а штраф – до десяти тысяч.
– Думаю, многие родители в данной ситуации ругали бы своего ребенка.
– Я разговаривал с сыном. Но о том, чтобы он «больше так не делал», речи не шло. Он уже взрослый парень и сам должен соображать, что к чему. Другое дело, я, конечно, объяснил ему, что следует соблюдать разумную осторожность и не лезть на рожон без необходимости.
– Андрей, как думаете, почему в последнее время в подобных акциях стало участвовать больше молодежи?
– Я думаю, молодежных протестов следовало ожидать. Ведь тот дикий коктейль из позднего «Совка» и агрессивного средневекового религиозного мракобесия, который усердно впаривает населению наша любезная власть, – это совсем не для молодых! Они подобного абсолютно не понимают и воспринимают как некую злую фантастику вроде Мордора. Нынешняя молодежь с головой погружена в современные технологии, открыта миру, любознательна. Ролевые игры в светлое прошлое им совершенно неинтересны. Мне кажется, что молодым надоело наблюдать этот паноптикум – вот они и вышли на протестные акции.
– Интересно, будь жив Борис Стругацкий, как бы он воспринял то, что его внук пошел на акцию протеста? Кстати, как братья Стругацкие относились к политике?
– Братья Стругацкие к политике, как говорится, относились. То бишь весьма интересовались ею. К советской власти отношение у них было весьма негативное, во всяком случае, оно стало отчетливо таковым уже после вторжения советских солдат в Чехословакию в 1968 году. Собственно, это прекрасно прослеживается по тональности их произведений начиная с середины 60-х годов. Горбачевские перемены братья восприняли с большой надеждой и оптимизмом. К сожалению, Аркадий Натанович умер в 1991 году и дальнейших реформ уже не увидел. А мой отец гайдаровские реформы поддерживал и уж тем более был чрезвычайно рад той свободе слова, которая расцвела у нас в 90-е годы. Дальнейший же поворот нашей истории он воспринял без всякого восторга: Борис Натанович терпеть не мог государственничества, почвенничества и прочих имперских штучек. И когда где-то в 2006 году журналисты его спросили, какой бы вопрос он хотел задать президенту Путину, Стругацкий отрезал: «С этим президентом мне не о чем разговаривать». Так что мне думается, Борис Натанович вполне поддержал бы своего тезку-внука в данной ситуации!
– Я читаю ваши посты в социальной сети и понимаю, что к нынешней власти вы тоже относитесь негативно. Высказываетесь всегда прямо и смело. Вам это не мешает? У вас есть своя небольшая книжная лавка, могут и прикрыть.
– Мои взгляды на нынешнее положение дел в стране сложились уже давно и вряд ли изменятся. Мешают ли они мне? Да нет, не мешают. У меня ведь с этим государством нет никаких общих дел, мне от него ничего не надо, я из казенного бюджета с 1991 года не получил ни копейки (хотя налоги плачу исправно). В общем, если «товарищи» не станут использовать явный криминал, то шантажировать меня им просто нечем. А бояться их? Да как-то вот бояться тех, кого откровенно и глубоко презираешь – совсем уж не комильфо.
_________________________________________
Борис Стругацкий учится в Санкт-Петербургском политехническом университете Петра Великого («реклама и связи с общественностью»). Молодой человек не очень хочет публичности, но на вопросы «Собеседника» ответить согласился.
– Борис, ваш отец сказал, что вы пошли на эту акцию из любопытства. Впервые оказались на подобном мероприятии?
– Был еще на мартовской акции протеста. Просто пришел поснимать происходящее, я люблю фотографировать.
– Вы и ваши друзья интересуетесь политикой?
– Мы неравнодушны к нынешней ситуации в стране. Человек тридцать из моих знакомых пришли тогда на Марсово поле. Знаю, что пару из них тоже задержали. Правда, их увезли в другое отделение.
– Как с вами обращались полицейские?
– Более-менее нормально. Физическую силу применяли только в момент задержания.
– Вы испугались?
– Только из-за того, что мог пропустить пару экзаменов, если бы меня посадили на десять суток. А так… Чего бояться-то?!
– За что вас судили?
– За неповиновение и за участие в несанкционированной акции.
– А вас приглашали добровольно пройти в автозак, но вы отказывались?
– Нет, сразу скручивали. С неповиновением всё хитрее. Там стояла палатка, в которой находился полицейский. Он через микрофон в колонки (кстати, очень тихо) объявлял, что люди находятся на несанкционированной акции и чтобы все разошлись. Так как никто не слушал его, ОМОН стал действовать.
– После того, что случилось, вы будете участвовать в новых акциях протеста или больше не пойдете на митинги?
– Если честно, я пока об этом не задумывался.